Она вытерла слезы и стала пробираться к выходу. Это была не ее станция. Но она знала, что если позвонить по номеру на визитке, вложенной в записную книжку, то через десять минут к этой станции подъедет темно-синяя машина, в которой будет тихо, сухо и тепло.

Жареная картошка

— Ты ведь знаешь, с какой гадостью мне приходилось иметь дело? Едкая, ядовитая, канцерогенная. Поэтому я любил работать по вечерам, когда в лаборатории никого не оставалось. Так было спокойнее и безопаснее: у тяги никто не толкался, никто не лез с расспросами, никто не звонил и не звал на какие-то совещания. В один из вечеров это и случилось. Я стоял у тяги, сливал два раствора, и тут вошла Марина. Я в резиновых перчатках, в защитных очках, стараюсь сдерживать дыхание, а она подходит сзади, обнимает меня, кладет голову на плечо и говорит, чтобы я закрыл дверь на ключ.

— У тебя хоть рука не дрогнула?

— Нет! Я стиснул зубы и аккуратно поставил все колбы на место. Иначе, сам понимаешь… Ты вот рассказывал про студента, который радиоактивный фосфор у ваших весов рассыпал, а тут можно было весь корпус отравить. В общем, когда я повернулся… Дальше, рассказывать не буду, сам все знаешь.

Мы выпили, и я пошел к плите помешать шипящую на сковородке картошку. Мне нужно было переварить рассказ Андрея. Марину я помнил хорошо. В то время она уверенно разменивала свой шестой десяток, но посторонние никогда бы в это не поверили. Марина не была красавицей, но она привлекала внимание сразу, в любой компании, в любой ситуации. При ней все остальные женщины казались или тусклыми, или вульгарными. Она была чуть полновата, каштановые волосы всегда немного растрепаны, широко расставленные синие глаза смотрели изучающе, ласково и только на тебя. Потом ты замечал, что она смотрит и на других, но было ощущение, что это случайно, что скоро ее взгляд снова встретится с твоим, что она сегодня искала именно тебя, чтобы сказать важное для вас обоих.

Но это ощущение было обманчивым. Было известно, что Марина обожает своего мужа, что она никому не позволяла переступить некую черту в отношениях, что она необычайно добра, и почти весь наш корпус ходил к ней обсуждать семейные проблемы. Мы знали, что все сказанное, останется между нами, что она будет хранить наши маленькие секреты лучше нас самих, что все ее взгляды означали только желание узнать, нужна ли тебе ее помощь.

И тут вдруг — Андрей! Нескладный, работающий по двенадцать часов в день, вечно пристающий к нам со своим мнением о происходящих в стране событиях, мечтающий выиграть в лотерею большую сумму, чтобы дальше можно было спокойно работать, не думая о грантах и зарплате. Андрей был женат, в семье все было хорошо: красавица-жена, две чудесные дочки… На чужих женщин он не заглядывался, и услышанная новость меня шокировала. Я помнил то время. Андрею было тогда тридцать с небольшим, мы с ним часто пересекались по работе, но мне и в голову не приходило, что он являлся героем такого необычного романа.

— Ну и что дальше? — спросил я, раскладывая картошку по тарелкам. — У меня такое чувство, что у вашего романа не было продолжения.

— Да, — Андрей достал из банки огурец и разлил водку по рюмкам. — Ты прав, интимных отношений у нас практически не было. Не нужно это было ни мне, ни ей. Нам было хорошо в своих семьях. Только один раз нам снова захотелось побыть наедине. Я тогда попросил у тебя ключ от квартиры.

Я помнил этот день. Андрей начал договариваться за неделю. Он страшно волновался, очень не хотел, чтобы я узнал, с кем он придет, говорил, что никак не обременит меня, что принесет свое белье и оставит квартиру в идеальном состоянии, а ключ — в почтовом ящике. Я смеялся, говорил, что ему придется сделать капитальный ремонт, иначе идеального состояния квартиры ему так просто не достичь. Я провел этот вечер у знакомой, а когда вернулся домой, то ахнул! Вся квартира была убрана, пыль вытерта даже на книжных полках, плита и раковина на кухне сверкали, а на подоконнике стояла бутылка нераспечатанного коньяка в окружении пяти крепких желтых лимонов. Было ощущение, что любовники приезжали не для того, чтобы побыть друг с другом, а чтобы навести порядок и доставить мне удовольствие.

На следующий день я нашел Андрея и попросил его приезжать каждую неделю. Он посмеялся, сказал, что дальше он будет появляться только за деньги, причем большие, потому, что мне пора менять ванну и циклевать паркет. На том мы и порешили.

Потом судьба разметала нас по разным странам, и когда мы встретились, то первые дни говорили только о работе, политике и детях. Другие женщины в наших разговорах не присутствовали, мы хранили наши маленькие тайны, и то, что Андрей рассказал о Марине, было… Я не знаю, какое слово тут подобрать, это был рассказ не о страсти, не о случайной влюбленности, тут было что-то другое. Я ждал и боялся продолжения его рассказа. Андрей сам позвонил и попросил меня его выслушать, обещав принести бутылку хорошей водки и взяв с меня обещание, что я обеспечу соленые огурцы, копченую колбасу и большую сковородку жареной картошки.

— Хорошая у тебя картошка! — сказал Андрей и встал, чтобы положить себе добавки. — Румяная и мягкая. А у меня она всегда какая-то бледная и слипшаяся.

— Научить?

— Нет, не надо, я лучше буду к тебе чаще приходить.

За окном стало темнеть, мы долго сидели молча, потом Андрей продолжил.

— Да, мы не были любовниками в общепринятом смысле. Просто иногда, проходя мимо, мы касались друг друга, улыбались, и мне становилось от этого так хорошо, что ты не можешь представить! У меня сразу все начинало получаться, уходило раздражение. Ты помнишь, какой был тогда везде бардак? Так вот, везде бардак, все злые, а я как на крыльях летаю. А спроси почему — не отвечу. Просто хорошо мне и все!

— А она?

— Я ее как-то спросил, почему она тогда выбрала меня. В ответ она рассмеялась и сказала, что сама не знает. Просто почувствовала, что мне это надо. И сейчас у нее появился смысл ходить на работу. Наукой она не очень интересовалась, зарплаты сам помнишь… а тут она чувствует, что ее присутствие делает меня счастливым. Вот так и сказала. Она ходила на работу, чтобы мне было там хорошо!

Мы выпили еще по рюмке, и я зажег свет.

— Слушай, погаси! — попросил Андрей. — У меня от компьютеров глаза уставать стали, а в темноте хорошо.

Я снова подошел к выключателю и увидел, что Андрей напряженно смотрит на меня.

— Ты, наверное, ждешь, что я буду про своих женщин рассказывать. Но я не буду. Я никогда…

— Я знаю, — перебил Андрей, — я тоже никому ничего не рассказываю, а сейчас смотрю на тебя и не понимаю, ты не догадался, почему мы пили не чокаясь?

Я прислонился к стене, сердце сжалось и на какое-то время перестало биться.

— Когда?

Андрей посмотрел на остатки водки в бутылке, забыв про меня, налил себе рюмку, как-то неуклюже сглотнул и тихо сказал:

— Это все наша проклятая химия. Она никому ничего не говорила. Просто таяла тихонько, пока я по своим дурацким «европам» мотался… Но однажды позвонила в лабораторию, сказала, что простудилась и недельку посидит дома. А в конце недели… Год назад это было… Я себе никогда не прощу, что меня с ней не было в последние дни. Ты пока не понимаешь, как важно быть вместе в последние дни…

— Понимаю, Андрей. Я сразу понял, но верить не хотел. Ждал счастливого конца истории.

— А конец счастливый, — вдруг произнес он. — Я от нее письмо получил. Хорошее такое. Она писала, что ей